Ангел
Цитата |
Миллион раз говорю тебе БЛАГОДАРЮ!За хорошее настроение!За надежду, которую ты даешь!За ВЕРУ в себя и ВС, которая рождается из твоих слов!За то, что ты ЕСТЬ!! БЛАГОДАРЮ! БЛАГОДАРЮ! БЛАГОДАРЮ! |
Цитата |
Так что праздную я сегодня! В честь этого дня – пир устроила! Отослала Ангелов выполнять желания Елены Ясной и Настёны! Уже вернулись, отчитались, что всё выполнили! Рада я!!!!!!!!!!!! Сидим – чай «бухаем» и шутками «колемся»! Елена Ясная! Настена! – отчитайтесь за исполнение ваших желаний! Я теперь ВЫГОВОРЫ wink.gif ставить могу! Вот, какие, крылья мои! |
Цитата |
Так и с больницей- как-сидеть ждать и молиться или действовать и как непередействовать, чтоб не надоесть? |
Цитата |
- Давай — по существу. Чем же непротивление злу отличается от «подставления правой щеки»? - Я думала. Как бы в воздухе висит это отличие, но я не могу… не понимаю… Может, его и нету, отличия этого? - Есть. Смотри, Саша. Если мы не сопротивляемся злу, значит, принимаем зло, как данность. Как нечто, что имеет право на существование наравне с добром. Как нечто, равное добру! Получается, что если нет зла, значит, нет и добра? Нет зла — значит, нет добра! - Да… - Значит, можно обижать слабого, можно обижать сироту, вдову. Можно воровать, и даже убивать. Что тебя остановит, если всё равно? Зачем ты будешь защищать слабого, если всё равно? Можно выбросить старуху на улицу, можно бить женщину… - Бить женщину? - Да. Огромная гордыня заключена в непротивлении злу. Непротивление злу — само есть зло. Признание зла. Равнодушие, пустота. - А вот… если женщину бьют, а она терпит, терпит… и не может сделать ничего… - Почему она терпит? - Ей уже всё равно. - То есть, она признала зло, как имеющее право быть. На душе её безнадёжность, тоска. Она безнадёжно погружена, как сейчас говорят, в комплекс неполноценности. Даже — никчёмности! Я – недостойна ничего хорошего. Я никчемная, и пусть меня бьют. Я терплю зло, потому что я недостойна добра. Я в тоске! Так? - Правда… - А чтобы было не так страшно, она придумывает себе оправдание — какое-то непротивление. Враньё, враньё придумывает себе, чтобы не сказать себе правды. Правду о себе тяжело услышать! Лучше уж — «непротивление», чем никчемность! Чем гордыня! Чем тоска! Почему это случилось с ней? - Может, от того, что когда-то она была предана… любимым.. .. - Может, может. Только нельзя забывать, что тоска — это та же гордыня, только другой стороны. Не получив любви, не получив любимого, эта женщина растоптала и себя, и сделала никчемной. Так? - Так… Раздавила… на рельсах… — слезы подступили к Санькиным глазам. - Успокойся. - Александр Иванович! Вы говорите — гордыня… А как это? - Это так. Должно быть только так, как я хочу. Человек в своём упорстве не видит окружающего, не может правильно понять ситуацию. Потому что он сказал себе: должно быть так, и не иначе. Я – самый главный, моё желание — самое главное! - А если так не получается, значит… - Значит — он никчемный, недостойный, он даже недостоин жить. - Это я, я такая. - Но человек может и настаивать на своём! Всё равно — будет по-моему, говорит он. Пусть всё рушится кругом, но должно быть по-моему. - Он будет тогда обманывать, и бить… - Да. Тогда он идёт по головам. Тогда он бьёт женщину, и не только женщину, но и народы может втянуть в войну. Тогда он убивает. - Значит, гордыня… Убивает других, или убивает себя…. - Верно, Саша, верно. Но Наполеон бежит, и умирает на острове Святой Елены. Не ведает такой человек, что высшая воля есть над ним. Не ведает, не понимает, или понимает слишком поздно. Есть над нами высшая воля. - Какая? - Божья воля, благая Божья воля, ведущая ко спасению душу человеческую. И эта воля ставит человека в разные обстоятельства его жизни. Воля Божья человека уберегает, а человек — сопротивляется. Давай дальше. Почему она ещё терпит, женщина эта? Может, она людей стесняется? - И людей… и родителей не хочет расстраивать. Родителям будет тяжело… они всегда хвастаются всем… ну, и переживают, конечно… - Это — как бы разновидность тщеславия. Чтоб мы были чуть-чуть лучше других, да? Все разводятся, а мы нет? Мы — лучше соседей, да? Тщеславие часто оправдания ищет: «Он золотой человек, только пьяница! Он только один раз! Он расстроился, и поэтому…» - Да. Ещё верит обещаниям… делает вид, что верит — обманывает себя, постоянно обманывает. - Верно. Ещё почему? Может, страшно ей? Страшно! Просто физически страшно! Убить же может! - Да. Ему против скажешь, он может и убить. Он — не в себе. - Значит, трусость? - Трусость… по лицу Саньки текли слёзы. «Вот что — со мной! Вот она — я. И я — не видела, не понимала? Как же так? Как мне быть теперь?» — мысли эти мелькали, как мелькают искры, отлетающие от костра. - Вот твоё непротивление злу — гордыня, тщеславие, трусость. Вот это — и есть грех, то есть — отсутствие добра. Отсутствие добра, то есть — зло. - А правая щека? - Ты стоишь напротив зла, лицом к лицу. Ты знаешь, что это — зло. Ты говоришь себе — если я не буду сопротивляться — это будет трусость, это будет тщеславие, это будет — гордыня. Ты говоришь: Господи, я хочу принести в жертву правую мою щёку, чтобы избавиться от своей гордыни, от своей трусости. От своей! Своей! Поняла? - Не очень… - Поймёшь. Проси Бога о помощи, и поймешь. Всё поймёшь. А теперь тебе исповедаться надо. Александр Иванович поставил на стол свой чемоданчик, вытащил оттуда, и надел на себя некое одеяние, из парчовой ткани. Достал Книгу, крест и положил на стол. - Каешься ли в гордыне своей? — спросил сказал Александр Иванович. - Каюсь… - Каешься ли в тоске своей? - Каюсь… — комок застрял в горле Саньки. Слёзы градом бежали по лицу. Казалось Саньке, что стоит она над разверзнутой бездной, и только рука батюшки Александра удерживает её от падения в неописуемую, страшную глубину. - Каешься ли в равнодушии? - Каюсь… - Каешься ли в тщеславии? - Каюсь… - Каешься ли в трусости? - Каюсь… Александр Иванович накрыл голову Саньки парчовой накидкой и прочёл молитву. - Целуй Евангелие, целуй крест. Это первая исповедь твоя. В храм приходи, в воскресенье. - Я не обещаю. - Не обещай, не надо. Просто молись, и всё Бог даст тебе. Молись. Александр Иванович перекрестил Саньку и ушёл. |